Вышедшая только что в издательстве «Новое литературное обозрение» книга Елены Трубиной «Город в теории» скорее учебник, чем собственно исследование. В книге действительно, как и обещает нам аннотация, «рассматриваются классические и современные теории городов – от классической чикагской школы до сложившейся в последнее десятилетие акторно-сетевой теории». В этом, собственно говоря, основной ее интерес. Общественные дискуссии соответствующего толка в России носят довольно широкий характер: устройство городской жизни – тема, на которую высказываются все, от профессиональных политиков до водителей такси. Часто участники таких дискуссий не подозревают, что «говорят прозой», то есть что обсуждаются проблемы именно теории городов, интегральной дисциплины, включающей в себя самые разнородные составные части – буквально от математического моделирования транспортных потоков до философской антропологии. Книга Трубиной хороша тем, что она дает сравнительно широкому кругу читателей (текст не научно-популярный, но и не слишком сложный) словарь для этого разговора и одновременно примеры того, как этот словарь может быть приложен к российским реалиям. Автор – доктор философских наук и рассматривает город скорее с культурологической/антропологической/философской точки зрения, чем с прагматической. С другой стороны, тот факт, что научные интересы Елены Трубиной далеко не исчерпываются урбанистикой, пусть даже широко понятой, обеспечивает ее взгляду на проблематику городского пространства удивительную панорамность и системность. После отмены выборов мэров в российских городах внятный разговор в медиа о городской политике оказывается, помимо протестных акций, чуть ли не единственным способом как-то на эту политику повлиять. Книга Елены Трубиной дает нам представление о том, на каком языке о соответствующих проблемах следует говорить и думать.

Базар при метро

Базар, по Лангеру, это позитивная метафора городского многоцветья и разнообразия. С его точки зрения, «социологи базара» – это те, кто городское разнообразие мыслит прежде всего как многочисленные варианты столкновений множества людей-индивидов, широчайший спектр обмениваемых благ и дифференциацию потребностей. Мне кажется, что это слово, избранное им для наименования одного варианта метафорического осмысления города, наименее удачное. Как я уже сказала, Лангер усматривает истоки «базарной социологии» у Зиммеля, хотя тот нигде, кажется, о базаре в отмеченном смысле не говорит. Более того, непонятно, чем эта метафора (не говоря уж о реальном опыте посещения городского базара) может соответствовать главной характеристике столкновений индивидов в городе – показному равнодушию друг к другу, о котором Зиммель говорит в «Духовной жизни больших городов».

С другой стороны, если перечесть эту классическую работу в недоуменных поисках именно «базара», то и выразительно описанная «тесная сутолока больших городов», и зафиксированное «одновременное скопление людей и их борьба за покупателя» как-то объясняют ход мысли Лангера. Ему было важно показать значимость продуцируемых культурой образов городов и их важность, сопоставимую с экономической составляющей городской жизни. Поэтому, вероятно, он проигнорировал отчеканенное Зиммелем суждение: «Большой город настоящего времени живет почти исключительно производством для рынка, т.е. для совершенно неизвестных, самим производителем никогда не виденных покупателей».

С «базаром» и в России дело обстоит достаточно сложно, если оценивать его метафорический потенциал. С одной стороны, это слово исторически нагружено негативными коннотациями, что, в частности, выражается в «сексистской» поговорке «Где баба, там рынок; где две, там базар». Возможно, как раз этой исторической традицией словоупотребления объясняются неудачи прежних попыток власти использовать его в позитивном смысле. К примеру, известна попытка Н.С. Хрущева популяризовать различение между теми, «кто едет на базар», то есть полноценными работниками, и теми, «кто едет с базара», то есть теми, кому пора на покой.

Тем не менее о базаре как метафоре городского разнообразия речь у нас иногда идет, но чаще всего в качестве реакции на западные тенденции. Так, один Всемирный конгресс Международного союза архитекторов носил название «Базар архитектур», и в своем отчете об участии в нем российский архитектор сетует на то, что отечественный опыт на конгрессе был представлен слабо, хотя некоторые замыслы и проекты российских архитекторов по своему разнообразию и охвату вполне «тянут» на то, чтобы тоже называться «базаром архитектур».

Пусть базар – синоним многоцветья и разнообразия, но в повседневной реальности западного города есть блошиные и фермерские рынки, а название «базар» закрепилось кое-где за рождественскими ярмарками на центральных площадях. В последнее время так называют бутики и магазинчики, торгующие всякой всячиной, в первом случае играя с экзотическими восточными коннотациями, во втором – оправдывая пестрый ассортимент. У нас же базар скорее ассоциируется с восточной дикостью, приезжими торговцами и «неорганизованной торговлей». Проблематичное единодушие, с каким и простые жители, интеллектуалы, и власти прибегают к так понимаемой метафоре базара, выражается во множестве сетований и суждений. Так, жители одного из пригородов Санкт-Петербурга жалуются журналистам на разгул уличной торговли дешевым ширпотребом, которую ведут «выходцы из южных республик, наверняка находясь на территории Российской Федерации на незаконных основаниях». Авторы жалобы ничтоже сумняшеся сваливают на приезжих участившиеся в пригороде кражи и даже именно их считают причиной «бытового экстремизма» местных жителей. Они прибегают к такому цветистому противопоставлению: «Неоднократные просьбы к администрации Пушкинского района и милиции пресечь незаконную уличную торговлю, которая превращает “город муз” в город-базар и городскую помойку, остались неуслышанными».

Связь базара и дикости, причем не только «привозной», как в первом примере, но и «родной», связанной с периодом первоначального накопления капитала, а теперь, предполагается, победно превзойденной, эксплуатируют и официальные лица в целях обоснования политики «регулирования» уличной торговли: «Разномастные ларьки и палатки не украшают наши улицы и дворы, и зачем нам превращать город в базар, мы прошли эти дикие 90-е годы. Сегодня Москва – одна из самых динамично развивающихся и красивых столиц мира, и все мы, ее жители, должны делать все возможное для ее дальнейшего процветания».

Противопоставление успешно преодоленного наследия прошлого и замечательного настоящего – риторический прием, сложившийся в советские времена, многократно опробованный и себя оправдавший. Так, в одной из книг о социалистических городах, выпущенных в 1930-е, читаем: «Старая Москва – такая, как она есть, – неминуемо и очень скоро станет серьезным тормозом в нашем движении вперед. Социализм не втиснешь в старые, негодные, отжившие свой век оболочки».

Сегодня в отжившие оболочки уличных ларьков не вписывается уже государственный капитализм. «Базар» в высказывании столичного чиновника отсылает к периоду ельцинского президентства, от которого сегодня принято отмежевываться. Период относительной свободы малого бизнеса, часть которого только в «ларьках и палатках» и возможна, уступает сегодня место его нарастающему вытеснению, а степень государственного и муниципального регулирования торговли нарастает настолько, что нуждается для своего оправдания в сильных риторических ходах. «Базарная дикость» подается как проблематичная и эстетически («не украшающая») и социально (препятствующая «динамике» и «процветанию»). Однако если в представлении одних она (по крайней мере, в столице) успешно преодолевается с помощью эффективного менеджмента городского пространства, то, по мнению других, она как раз повсеместно торжествует в результате неправильных реформ: «Вестернизация России приводит к обратным результатам – если считать, что ожидаемым результатом должно было стать превращение homo sovieticus в homo capitalisticus. Вместо цивилизованного западного “рынка” в России образовался “восточный базар”... Таким образом, в расплату за антипатриотическую вестернизацию мы получили истернизацию и архаизацию жизненных реалий».

В последнем фрагменте игнорируется неизбежность разрыва между замыслами реформаторов и полученными результатами. Нежелательные тенденции морализаторски поданы как «расплата» за корыстно («антипатриотически») задуманные и воплощенные реформы. Негативность итогов репрезентируется темпорально – возврат к вроде бы уже преодоленному далекому прошлому («архаизация») и пространственно – воцарение якобы неорганичных нам социальных реалий («истернизация»). «Базар» как метафора изобилия возможностей и влекущего многоцветья трансформируется в эмблему чужого и чуждого, которое подстерегает всех, кто не заботится «патриотически» о границах своей общности.

КОРОТКО: исключительное интеллектуальное наслаждение. Если продраться сквозь наукообразность и канцелярщину. Гору цитат понавыписывала. Не раз останавливалась поразмышлять. Но , тем не менее, круче;)

Человечество перешагнуло важный рубеж: сегодня большее количество людей живёт в городах, чем сельских поселениях. Урбанистика, осмысление городского пространства, - интересное направление современной науки. Книгу хочется порекомендовать каждому, кто хотя бы изредка произносит «я – гуманитарий», здесь достаточно высоколобых размышлений и простых открытий, рассказанных местами живо, а временами – канцеляритом высшей пробы. Этот гранит науки разгрызать интересно, даже когда автор упрощает до «...иначе говоря стратегию деконструкции доминирующих дискурсов», - чувствуется, что научный работник очень старался быть доходчивым. Впрочем, лучше унять сарказм, книга-то дельная. Что ж мы, неучи что ли какие, не продерёмся через «бустеризм», «джентрификацию», «эпистемологический»; тем более, что основные понятия вынесены в отдельный глоссарий, можно пополнить свой словарный запас.

Прочитав эту книгу, можно будет с умным видом порассуждать о переносе иркутского китайского рынка «Шанхайка» из центра города на окраину, об автомобильных пробках и проблеме роста свалок, о дауншифтинге и городах, лояльных к велосипедистам. Чувствуется, что исследования об урбанистике публиковали большей частью американские и европейские авторы, а в России – ну, разве что Вячеслав Глазычев. Хотя у него ведь как-то получалось писать о российских городах, а у Трубиной всё один только зарубежный опыт. Да, есть пара абзацев, где упоминается Иркутск, Омск, Москва, но всё же «на местном материале» очень уж мало, чувствуется не исследовательский талант, а компилятивный.

Но это всё не мешает задуматься о затронутых темах, одна из самых поразительных глав – «город и феминизм», есть интересное размышление о том, почему здания облицовывают зеркальными стёклами. Ну а уж за рассказ о том, что существуют люди, которые не любят путешествовать, а предпочитают оседлый образ жизни, седентаризм, - отдельное спасибо. Есть и о психологии горожан, эмоционально экономных и даже бесчувственных (вы тоже не знаете по именам всех соседей в своём подъезде? А в деревне такое немыслимо). Да и в целом прочитать об учёных, которые исследуют городское пространство, крайне интересно. Город в теории и город как географическая точка – настолько же разные понятия, как географическая и политическая карты мира.

«Чикаго – заповедник классической американской культуры: от домов в стиле «прерия» Фрэнка Ллойда Райта до небоскрёбов Мис ван дер Роэ, от блюза и музыки в стиле house до первого в мире колеса обозрения. «Вертикальное» впечатление от города усиливается тем, что он воплощает рождённый в период модерности стиль планирования города по принципу строгой геометрии (решётки): улицы соединены друг с другом под прямым углом, а не петляют, как, например, в Бостоне».

В книге рассматриваются классические и современные теории городов - от классической чикагской школы до сложившейся в последнее десятилетие акторно-сетевой теории. Значимые идеи урбанистической теории воспроизводятся с учетом специфики постсоветских городов и тех сложностей, с которыми сталкиваются исследователи при их изучении.Книга будет интересна студентам и преподавателям, исследователям и прак

В книге рассматриваются классические и современные теории городов - от классической чикагской школы до сложившейся в последнее десятилетие акторно-сетевой теории. Значимые идеи урбанистической теории воспроизводятся с учетом специфики постсоветских городов и тех сложностей, с которыми сталкиваются исследователи при их изучении.
Книга будет интересна студентам и преподавателям, исследователям и практикам, всем, кого интересует реальность современного города и пути ее постижения.

Для бесплатного просмотра предоставляются: аннотация, публикация, отзывы, а также файлы на скачивания.

ВВЕДЕНИЕ «Их» и «наши» города: сложности изучения. 8

Урбанистическая и социальная теория. Объект исследования по месту жительства и в путешествии; немного о российской урбанистике. Задачи и план книги

ГЛАВА 1. Классические теории города 41

Уравнение Георга Зиммеля. Эволюционный витализм Зиммеля. Техники жизни в городе. Бремя культуры. Продуктивность антипатии. Значимость исследовательской оптики, Чикаго как место производства урбанистического знания. Городская экология. Критика чикагской школы. Уроки чикагской школы

ГЛАВА 2. Неклассические теории города 83

Увидеть аквариум: постколониализм и урбанистика. Постколониальные исследования и имперские города. «Неприятная история легко может произойти с ней»; феминизм и город. «Город, который американцы любят ненавидеть» и лос-анджелесская школа. Две самые известные школь» урбанистов: попытка сопоставления. Урбанистический милленаризм Майка Дэвиса. Марксистский постмодернизм Эда Соджи и Фредерика Джеймисона

ГЛАВА 3. Город и природа 134

Природа как «другое» города. Город как экосистема. Экологический архитектурный проект The High Line. Диалектика природы и города. Город-сад Эбенезера Ховарда. Социальные исследования науки и технологии (SSS, SST). Глобальные взаимозависимости. Трубы и микробы. Акторно-сетевая теория. Материальность города и социальная теория. Пастор и оспа. Официальные лица и легионелла. Природа и политика. «Умный рост». Экологическая устойчивость городов

ГЛАВА 4. Город и мобильность 171

Исследования городского транспорта. Мобильность и политическая мобилизация. «Комплекс мобильностей как сплетения путей, ведущих внутрь и вовне»: взгляды Анри Лефевра. Поль Вирильо: скорость и политика. Критика седентаризма. Движение как основа перформативного понимания пространства и познания. «Поворот к мобильностям». Мобильность и глобальный финансовый кризис. Мобильные методы: следить за местами и прогуливаться с информантами?

ГЛАВА 5. Город как место экономической деятельности 220

Становление капитализма в европейских городах: идеи К.Маркса и Ф.Энгельса. Идеи современных марксистов-урбанистов. Изменение экономической роли городов при «позднем» капитализме. Шарон Зукин о символической экономике. Культурная экономика городов. Креативные индустрии и креативный город. Занятость в креативных индустриях Нью-Йорка. Европейский город культуры как бренд Потребление в городах

ГЛАВА 6. Город и глобализация 270

Кейнсианство. Теории глобализации. История идеи глобализации. Мировые города и глобальные города. Основные теоретики глобализации. Критика теорий глобальных городов. Глобальные города и государственная политика. Макро/микро, локальное/глобальное, Джентрификация в России и Москве. Джентрификация: как «новая аристократия» преобразила кварталы бедноты. Джентрификация как глобальная стратегия, Брендинг городов

ГЛАВА 7. Городская политика и управление городом.. ™ 314

Элитарные и плюралистские модели. Теория машины городского роста. Теории городских режимов. Институциональные теории. Городское правительство и городское управление. Городская политика и глобализация. Городские социальные движения

ГЛАВА 8, Социальные и культурные различия в городе 356

Чарльз Бут - один из первых исследователей городских различий. Многочисленное разнообразие: Луис Уирт и Аристотель. Послевоенная городская этнография о городских различиях и отношении к ним. Генераторы разнообразия: Джейн Джекобс. Улицы Джейн Джекобс. Город иммигрантов. Социальная сегрегация и поляризация. «Геттоизация» и бедность

ГЛАВА 9. Город и повседневность 403

Город как место и время повседневности. Улицы как места обитания коллектива: Вальтер Беньямин. Эстетическое и повседневное. Повседневность как пространство спонтанности и сопротивления: Анри Лефевр и Мишель де Серто. Музей наизнанку: «призраки» исчезнувшей повседневности посреди повседневности настоящей. Репрезентируемое и нерепрезентируемое в повседневности

ГЛАВА 10. Город и метафоры „441

Пространство как означаемое и означающее. «О, узнаю этот лабиринт!» и чувство пространства как вместилища. Что люди делают с метафорами. Метафоры и риторические основания науки. Базар, джунгли, организм и машина; классические метафоры города в русскоязычной Сети. Базар при метро. Организм города: хрупкость стабильности. Радиоактивные джунгли и инспекторы-лемуры. Город как машина и город машин. Некоторые итоги